ОКНА

8.01.05-23.01.05

 Ёлка упиралась в потолок и загораживала окно почти полностью, оставляя по бокам две тонкие полосы. Разноцветная гирлянда размашистым зигзагом спускалась вниз, зависая на каждой ветке. Желтый. Зеленый. Красный. Голубой. По времени лампочки светили одинаково, но всё же, казалось, что желтые вспыхивают и гаснут медленнее, а красные – загорались быстро и надолго застывали, превращая ёлку в гранатовое дерево, а затем, так же быстро гасли. Желтый: мягкий и теплый желтый… Как солнце. Солнце загоралось и гасло, и на несколько секунд, наступала ночь. Зеленый делал елку естественной. Когда на неё навешивают столько разноцветных  игрушек, что ветви почти не просматриваются, это портит всю красоту. А красный был таким, что если дотянуться до одной из этих рубиновых капель и сжать её пальцами, обязательно брызнет сок. Только от голубого хотелось зажмуриться, так сильно он резал глаза. После этого, все цвета гирлянды объединились, и непрерывной змейкой заструились сверху вниз. Затем, ёлочка мерцала часто и реже, огоньки зажигались в случайном порядке, всё это несколько раз повторилось, но, наконец, остановилось на «вспышке».

Этот режим понравился Лене больше всего, и она уже минут двадцать, мысленно просила владельцев квартиры из дома напротив, оставить его. Она не знала, кто там живёт, но это наверняка, была большая и дружная семья. Наверное, к ним пришли ещё и родственники, и друзья с детьми. Конечно же, это дети играли с гирляндой, споря между собой, какой режим выбрать, а потом вмешались взрослые и теперь елка вспыхивает поочередно, желтым, зеленым, красным и голубым светом. Когда-нибудь у неё тоже всё это будет – и большая дружная семья, и елка с гирляндой… А пока что она полюбуется этой. Когда она смотрит на неё, на душе становится легче и уже не так грустно, не так обидно, как было.

Оксана лежала на полу и щелкала переключателем. Зачем она купила эту ёлку? И гирлянду? Огни испуганно метались по потолку, и, вместо положительных эмоций, вызывали то тоску, то злость. Этот Новый год она должна  была отмечать не одна. В.Б. поклялся ей, что поговорит с женой и поставит точку в их отношениях. Он уверял, что между ними всё закончилось задолго до того, как в его жизни появилась Оксана и, что они и вовсе никогда не любили  и не понимали друг друга, что он и она – чужие люди. Нельзя сказать, что он пообещал это впервые, - у Оксаны даже появилось сомнение, - поставил ли В.Б. в своей жизни хотя бы одну точку, - все, которые он ставил при ней, со временем превращались в запятые. Но, последние два месяца, он казался таким решительным, что она расслабилась и поверила ему. Он назначил дату: 31-го В.Б. придет к ней, чтобы остаться не на ночь, а навсегда. У Оксаны тоже был подарок для него, и она ждала целых три недели, чтобы сказать об этом именно в новогоднюю ночь. В.Б. сам говорил, что очень хочет этого, но в прошлые два раза сказал, что ещё не время, нужно подождать, решить все проблемы, и, тогда заводить ребенка. А её опять подвели таблетки. Что бы там не писали на вкладыше, она снова попала в «извините, бывает…» Но, раз теперь они будут вместе, что сможет им помешать оставить этого ребенка? Так думала Оксана ещё вчера, а сегодня… он даже не пришел, он сказал это по телефону. Вчера у его жены был сердечный приступ, ночь он провел в больнице, не спал, думал обо всем. Оставить её сейчас, было бы слишком жестоко. Он обязательно… - дальше Оксана не слушала - положила трубку и отключила телефон. Любая правда… Любая! Даже такая, что «то, что есть – это единственное, что может быть». Но эта ложь…

Чаще, о том, что ты обманута, узнаёшь со временем. Чаще, но, не всегда. До 14 февраля было ещё далеко, но конфеты в форме сердечек и Оксана, не могли ждать так долго. Она заметила эту коробку, как только зашла в гастроном. Вчера вечером ей и не нужно было ничего покупать, и она зашла просто так. А тут, - такой сюрприз! И, сразу же – разочарование. Коробка с витрины оказалась последней, и её унес парень, стоявший перед ней. Продавщица сказала, что они получили всего несколько коробок, для пробы, а к Рождеству им привезут ещё, и Оксана, успокоившись, и решив подождать, отправилась домой. Когда она ложилась спать, то была уже не так уверена, что сможет ждать ещё неделю, а проснувшись, даже не стала завтракать – выпила кофе и поехала в центр, уверенная, что в одном из магазинов, ещё может лежать не купленной, коробка приглянувшихся конфет. Всюду ей говорили, что они были, но их раскупили. Настроение совершенно испортилось. Уж лучше бы она никуда не ездила и ждала конфет до Рождества. А так, потеряла два часа и без толку. Маршрутки подкатывали одна за другой, но не её. Теперь уже хотелось просто разреветься. Осознание собственной слабости не помогало, а только усиливало её. Оксана решила, что сядет на ту маршрутку, которая подойдет следующей, даже, если она будет не её. Покатается по городу. Это лучше, чем оставаться на остановке. Очередная маршрутка была на Парус. Совсем не то, что ей нужно, да ещё и его район. Она никогда не была там. Проедется туда и обратно, и всё. И выходить из маршрутки не будет. Но, возле остановки был гастроном, и конечно же, было бы просто глупо не заглянуть туда. Там были её конфеты. Несколько коробок. Если бы Оксана не искала, то и не заметила бы их, полуприкрытых «Ромашкой». «Ромашка» в коробке – она этого никогда не поймет. Оксана заказала две коробки и ими заинтересовалась женщина, которая стояла за ней. Она попросила такие же конфеты и себе, и Оксана оглянулась на неё. Меньше всего она хотела увидеть её, жену В.Б., и конечно же, это была именно она. У Оксаны кровь к ушам прилила, хотя та её не знала и узнать не могла. Она шарахнулась в сторону и попыталась восстановить дыхание, но к ней тут же пристала продавщица лотерейных билетов. Пришлось отойти ещё дальше, и она оказалась перед высокой витриной. Когда та перестала расплываться перед глазами и замерла, Оксана различила в стеклянных кубиках – горки из пачек и банок чая и кофе, а на поверхности стекла – отражения покупателей. Жена В.Б. стояла у винного отдела и изучала витрину. На фотографии, которую видела Оксана, она была моложе, но в том, что это именно она, сомнений не было. Оксана ещё несколько раз повторила себе, что жена В.Б. её не знает, и решилась обернуться. Женщина уже отходила от кассы с любимым коньяком В.Б. Было похоже, что он ещё не говорил с ней. Лицо её, было моложавым, а улыбка, делала похожей на ребенка ожидающего праздник. Да, она еще ничего не знает. Оксана представила себе, как та, такая радостная, придет сейчас домой, а В.Б… Ей стало жаль жену В.Б.  Он говорил, что у неё нет никого из родственников, детей у них тоже не было. Кажется, она останется в праздник совершенно одна. Оксана почувствовала себя виноватой. Потом, рассердилась на жену В.Б. из-за того, что она вызвала у неё это чувство. После этого, сочла её слишком несчастной, чтобы на неё сердиться и решила, что во всем виноват только В.Б. – зачем было так тянуть с объяснением? Но, на него сердиться Оксана не могла, поэтому переключила своё недовольство опять на его жену. Если бы её не было, жизнь была намного проще. Или… если бы у неё кто-нибудь был. Вскоре, злость закончилась, и когда Оксана подъезжала к своей остановке, в мыслях у неё промелькнуло желание, чтобы эта женщина не была одна в новогоднюю ночь. В конце концов, как можно быть абсолютно  счастливой, если знаешь, что кто-то несчастен? Особенно, если ты имеешь к этому какое-то отношение. Наверное, желание было самым искренним, раз оно исполнилось. Или, это день исполнения её желаний? Тогда она загадает ещё! Нет, ну могла же жена В.Б. неожиданно встретить каких-нибудь друзей, и они пригласили бы её в свою компанию?! Или, какое-нибудь романтическое знакомство… Черт подери, ну почему кто-то должен быть счастлив за её счет?

Оксана решила выйти из дома и немного погулять в надежде на то, что это поднимет ей настроение. К тому же, дома она не могла сосредоточиться и решить, что ей теперь делать. Оксана запихнула мясо и рыбу в морозильник – готовить для себя одной она не собирается, обойдется закусками, и вышла на улицу. Нужно убить время до вечера, а в семь начнутся интересные программы по телевизору и станет легче. Ехать никуда не хотелось, а что интересного гулять по дворам спального квартала? Все идут весёлые, довольные, парочками, компаниями… Оксане казалось, что только она идет одна в этом потоке. Все спешат, а она идет медленно. Всех кто-то где-то ждет, а её – нет. Вообще-то, ей только кажется, что вокруг неё есть люди. Вокруг – нет никого. Она одна. Нет никого для неё. И ни для кого не существует она. Никому она не нужна. Её никто не видит, не замечает – растворись она сейчас в воздухе – кто обратит внимание, что что-то изменилось? Так, нужно немедленно прекращать всё это. Какой будет следующая мысль, она уже знает. Нужно срочно брать себя в руки. Нужно быть сильной. Нужно… Нужно, нужно, - как это надоело! Почему нужно притворяться сильной, когда сил нет даже для того, чтобы притворяться? Для чего, для кого, - «нужно»? Как же она устала быть сильной, до чего же хочется, хотя бы минутку побыть слабой, побыть собой. Но, для этого нужно, чтобы кто-то сильный был рядом. А его нет. И не будет. Значит, всё-таки «нужно». Нос чешется и, наверняка, покраснел. Хорошо ещё, что слёзы не капают. Левый глаз «под контролем», а в правом собралась довольно большая капля. Перекатывается по нижнему веку и, грозит скатиться. Если постараться не  моргать и поднять голову повыше… Дыши глубже, это помогает. Не моргай – не моргай – не моргай – не моргай… Ай! – Покатилась. Быстро смахнуть – никто и не увидит. Нет, она совершенно ненормальная – зачем было выходить на улицу? Там можно было плакать – сколько хочешь, а тут нужно сдерживаться. Нет, она поступила правильно, - дома совсем бы уже раскисла, а так, нужно держаться. Нет, расслабиться нельзя, никаких чувств! Не верить, не надеяться, не любить – вот рецепт от всех бед. Эти подлые чувства разрастаются, как эпидемия. Только позволишь себе маленькую слабость и всё – ты уже вне игры, ты ничего не контролируешь, ты их рабыня, послушная марионетка. Они дергают тебя за веревочки, а ты не можешь ничего сделать. Время лечит. Только не забывать об этом! Всё пройдёт, со временем… Если бы это время уже прошло! Всё же, пора домой. Оксана развернулась и постаралась идти быстрее.

Как это она не заметила продавца с елками, когда проходила здесь пять минут назад? Елок оставалось мало – несколько совсем маленьких и одна огромная, такая, что и в комнату не поставишь. Именно её, Оксана и купила. Она договорилась с продавцом, чтобы тот помог ей донести ёлку, и это обошлось недорого. Маленькие ёлочки (их было три) раскупили минут за десять, и они направились к подъезду Оксаны. Продавец оказался очень любезным и, хотя и спешил домой, помог ей установить ёлку. Оксана украсила её всеми игрушками, которые у неё были, но их было немного, и она отправилась в магазин. Оксана уже заказала коробку разноцветных шаров и целый ворох пушистых гирлянд, когда увидела электрическую. Наверное, её никто не купил потому, что она была бы слишком большой для обычных ёлочек и подходила только для такой великанши, какая была у неё? Это было именно то, что нужно. А кроме того, со всей этой ёлочной затеей, незаметно прошел день и наступил вечер. Оксана так устала!

Выключив свет, она села на ковер возле ёлки, и стала проверять, как работает гирлянда. Начинался концерт, но, включать телевизор не хотелось. Есть – тоже. И Оксана, поленившись ползти к дивану, растянулась тут же, на полу, возле ёлки. Мог бы и позвонить! – подумала она о В.Б., совершенно забыв о том, что отключила телефон. А когда вспомнила, - решила, что тем более, - он просто обязан был, взять и прийти. А вдруг с ней бы что-нибудь случилось? А что если бы и у неё был какой-нибудь сердечный приступ, и она лежала здесь одна, совершенно беспомощная, и умирала? Нет, В.Б. на неё совершенно наплевать! Наверное, он даже обрадовался, что она отключила телефон и у него есть причина забыть о ней и праздновать себе Новый год с женой и конфетами, которые первой увидела она! И этому чудовищу она собиралась посвятить всю свою жизнь? Оксана награждала его всё более и более отвратительными эпитетами, пока, в её воображении, он не превратился в совершеннейшего монстра, что было уже совсем неправдоподобно и не соответствовало действительному облику В.Б., ведь, если быть объективной, то он всего лишь трусливый и нерешительный лгунишка, и только. Как вообще можно было полюбить такого человека? И она ещё хотела от него ребёнка? От него?

Ребёнок… с ним тоже нужно что-то решать. Оксане то хотелось позвонить В.Б. и сказать, что между ними всё кончено, то – потребовать, чтобы он немедленно приехал. Она уже не знала, нужен ей он или нет, не знала, нужен ли ей ребёнок… Она его хотела, но столько всего изменилось! Изменилось всё. В.Б. ребёнок точно не нужен. Раз он так поступил, значит, он её не любит. А, если он её не любит, разве полюбит её ребёнка? Мужчины любят детей только тогда, когда это дети той, которую они любят. Иногда, даже если они и не от них. Если она оставит ребёнка, он будет только её. Но, решать нужно быстро, - уже и так прошло много времени из-за её желания устроить новогодний сюрприз. С другой стороны, хорошо, что он ничего не знает. Они расстанутся, и она ему ничего не скажет. Он не бывает в её районе, как и она в его. Город большой, у них все шансы никогда больше и не встретиться. Кто знает, как он себя поведёт, если всё узнает? Начнёт уговаривать избавиться? Или, в нём проснётся какое-то чувство к ребёнку и потом, не избавишься уже от В.Б.? Нет, он сам оставил её одну, и теперь В.Б. для неё – никто. Его нет. Есть только она. Она одна. И только она будет решать, как ей жить. И что ей делать. Да, она ничего ему не скажет. Потом, когда их сын вырастет, она всё расскажет ему, и пусть решает сам, хочет он увидеть своего отца или нет. Стоп! Почему сын? А если, - дочка? Нет, не нужно вообще так об этом думать, ведь она ещё ничего  не решила. Это очень важное решение, и она должна относиться к нему серьезно, ответственно... Но, Оксана чувствовала, что не в состоянии ничего решить. Что же делать? Не подбрасывать же ей монетку? Ёлка давила на неё.

В детстве, родители всегда ставили для неё большую ёлку. Они вместе украшали её, а потом, вдвоём с мамой, ждали Дед Мороза с подарками. Последняя ёлка у неё была в 16 лет. После, многое изменилось, и это была первая настоящая ёлка после долгого перерыва. Но, остаться наедине с такой громадиной, - ещё сильнее почувствовать своё одиночество.

В пояснице кольнуло. Нехватает ещё застудить почки – испугалась Оксана, и поспешила встать. Голова закружилась, её качнуло, и она ухватилась за стол. Что же делать? Что делать? – думала Оксана, переходя из комнаты в кухню. Если бы ей был подан какой-нибудь знак, она бы последовала ему.

Ей стало душно, и она подошла к окну, чтобы открыть форточку. В свете окна дома, расположенного напротив, она увидела силуэт женщины с ребёнком на руках. Оксана вдохнула свежего морозного воздуха до самых корней легких, и неспеша выдохнула. «Черта с два, я бы сделала иначе, - улыбнулась она, закусив губу и положив руку на живот.  Ты, наверное, ужасно голоден - сказала она малышу и, потянула на себя дверцу холодильника.

Олежка раскапризничался и непрерывно просился к маме. Тихая новогодняя ночь не удалась. Дочь Ларисы Федоровны с мужем пригласили в гости, и они завезли сынишку к ней. Обычно, он вёл себя тихо, а сегодня, – расшумелся. Олежка был единственным внуком. И потому, очень любимым. У второй его бабушки было ещё трое внучат, и у неё ему доставалось меньше внимания. Не столько, как здесь, где его носили на руках во всех смыслах. Сейчас, реже в прямом – у Ларисы Федоровны была сильная астма, она задыхалась, и ей было трудно удержать подросшего внучонка, даже когда он просто забирался к ней на колени и повисал на шее, крепко обнимая свою любимую бабушку. «Я – любимая бабушка, - гордо говорила она всем знакомым и соседям, - там, у другой бабушки, его так не целуют, не балуют, вот он и любит меня больше». Может быть, всё так и было. А может и нет. Но Лариса Федоровна верила, что всё было именно так.

Когда она лежала в больнице, из которой её выписали два дня назад, дочка с внуком приходили к ней почти через день, а иногда, приходил и зять. Он гордо вручал ей пачку печенья и бутылку минералки и выходил в  коридор – ждал жену и сына, которые задерживались еще не надолго.

В палате было много кроватей, и возле каждой стояла тумбочка с разноцветными коробками и баночками, но ни к одной из них, Олежке дотронуться не позволили.  Он переходил от одной тумбочки к другой, но везде ему говорили: «Это нельзя трогать» - как только он протягивал руку к чему-нибудь. Олежке ничего не оставалось, кроме как проползти под кроватями, где он нашел кое-что интересное для себя: кусочек ваты и монетку. Но, ему не долго довелось играть с этими сокровищами, - бабушка и мама их заметили, и первая – отобрала грязную ватку, а вторая – забрала монетку и положила её себе в карман. В палате было жарко и скучно, но когда увлекшиеся разговором мама или бабушка замечали его под какой-нибудь кроватью, то выуживали оттуда за капюшон или ножку, а мама, ещё и больно шлёпала. Он вспотел и то и дело подбегал к бабушке попить «колючей» водички. Мать ругала его, что он выпил почти всю воду, но бабушка протягивала бутылку и совала ему в руку печенье. Больше у неё ничего и не было, чтобы угостить внука. 

Как-то, она попросила сына, который приходил каждый день, купить ей банан. Он удивился, но понимающе кивнул головой, когда она уточнила, что он нужен ей для Олежки. «Придёт внучок, а я ему скажу, что это от лисички - рассказывала она женщине с соседней койки, - я ему всегда, как даю что-нибудь, говорю, что это лисичка принесла для него, - он это так любит». Но, дочь не приходила несколько дней, и ей пришлось съесть этот, уже почерневший банан, самой.

В прошлый раз, она попросила дочь сварить ей супчику, но Лида забыла. А ей так надоела еда, которой кормили в больнице! Федя (сын) принёс ей пачку масла, и она добавляла по кусочку в суп или ложку перловой каши, которую давали на завтрак или, как второе на обед. Каша была жидкой, и если подождать с минуту, расплывалась по тарелке, покрывая всё дно. Еда была отвратительной даже на вид, но с маслом, можно было заставить себя  съесть её. Когда в один из дней, на ужин дали картошку – Лариса Федоровна с трудом успевала сглатывать слюну, заполняющую рот, пока шла с тарелкой от пищеблока до палаты. Все ели здесь.

Кроме неё, в палате лежала ещё одна старушка, а то всё - были молодые. Им приносили покушать из дому. По три раза на день приходили: родные, знакомые, сотрудники. Даже ко второй старушке, каждый день приезжала с противоположного конца города дочь. Она у неё работала на двух работах и забегала на пару минут – или рано утром, или поздно вечером. Ставила на тумбочку кастрюльку с пюре и котлетами или ещё что, укутанное толстым полотенцем, бутылку с компотом или пакет сока, брала список лекарств, которые нужно прикупить, спрашивала мать, как та себя чувствует и поцеловав её, убегала, не забывая заглянуть к врачу и уточнить и у него, как дела у больной.

Лида спрашивала Ларису Федоровну, не принести ли ей чего, и как их здесь кормят. Но, мать не хотела доставлять хлопот дочери и говорила, что ест всё, что дают. А и попросила раз супчику, - всё равно ведь, не принесла, забыла. Федя жил с матерью и не умел готовить. Совсем не умел. Что он сейчас ест? Где он ест? Многие холостяки хорошо умеют готовить и очень серьезно относятся к своему питанию, но не те, что живут с матерью. Не сложилась у него личная жизнь, не сложилась. Сорок три года, а ничего серьезного. Пойдет к какой в «приймы», поживёт неделю и приходит. А приведёт – то она надолго не задерживается. И ведь уже не пьёт почти что.

Чем её Федя хуже других? Высокий, крепкий. У них двухкомнатная квартира – его квартира, ему останется, - у дочки с зятем своя, на комнату матери они не претендуют. Хорошо хоть дочку устроила – познакомила с сыном подруги, и вместе с ней, они их и поженили. Ребёнка сразу родила – 34 всё-таки, - куда тянуть? Первый год хорошо прожили, а потом недовольство пошло, злая стала, раздражительная. С мужем ещё так-сяк, терпит, а на Олежке срывается – кричит, бьет и за дело, и без…

И что это с ней? Она их с Федей ни разу не ударила, а растила сама – тоже замуж поздно вышла, за пьющего. Неплохой был человек, когда не пил. Но, не пил – редко. Был моложе её на год. Думала, поженятся – остепенится, а всё стало ещё хуже. Начал бить её, - у них ещё и Феди не было, а как она забеременела – совсем озверел. Пришлось ей к родителям перебраться. Как сын родился – пришёл к ним, месяц не пил. Потом, - снова начал выпивать, но реже, и она решила к нему перейти. Но, скоро всё вернулось к  тому, что было раньше. Муж то пил – то не пил. Уговаривал её вернуться, когда она уходила, а потом напивался и бил. Несколько раз всё больницей для неё заканчивалось. Но, окончательно она ушла от него, когда тот ударил пятилетнего Федю и его положили в больницу с сотрясением мозга. Она и тогда прикрыла мужа сказав, что ребёнок упал и ударился, но, сестрички смотрели на неё осуждающе, - видно, Феденька как-то им проговорился. Это было последним, что она сделала для мужа. Но решила, что ни Федю, ни ребёнка, которым она была беременна уже тогда, как подала на развод, он не увидит. На суде на него было жалко смотреть, но она была твёрдой. Муж падал перед ней на колени, давал, бесчисленно, клятв, грозился покончить то с ней - то с собой, но Лариса привыкла к подобным сценам и они её не тронули.

По вечерам он приходил к дому её родителей и выбивал калитку. Входная дверь была крепкая, но и она сотрясалась от его кулаков. Лариса с сыном забивалась в самый дальний угол единственной комнаты, и закрывала ему уши, чтобы он не боялся. Ей и самой было очень страшно, но здесь, у родителей, которые переругивались с бывшим зятем из прихожей, всё же не так, как в их квартире, когда она оставалась с мужем один на один и не могла защитить ни себя, ни ребёнка. Когда он был пьяным, мог сделать что угодно. Такое, чего никогда не сделал бы трезвым. Если бы он не пил! Но, Лариса уже не только знала, что он не бросит пить сам, она не верила, что есть что-то, что заставило бы его это сделать.

Он приходил часто и каждый раз – пьяным, но однажды, после долгого перерыва, пришёл вроде как трезвым. Не бил кулаком и ногами в дверь, а позвонил. Он был очень сдержан, и попросил Лариного отца позволить ему поговорить с женой. Лариса боялась оставаться с ним наедине, но он сам предложил, чтобы при их разговоре присутствовал её отец. Узнать его было невозможно. Он сказал, что закодировался, бросил пить, и просит Ларису дать ему последний шанс. Он понял, что ему никто не нужен в этой жизни, кроме жены и сына (о втором ребёнке он не знал), и он не может без них жить. Он не просит, чтобы Лариса к нему вернулась сейчас, он докажет, что на этот раз действительно завязал и будет ждать, когда пройдёт достаточно времени, чтобы она ему поверила и смогла простить.  Ему необходимо только видеть её и сына, чтобы ему разрешили навещать их. Он их очень любит.

Нет, это был просто не он, а кто-то другой! То же самое, произошло и с Ларисой. Вечно перепуганная тихая мышка накинулась на него с яростью пантеры. Она всегда молчала, боялась мужу слово поперёк сказать, но сейчас в её горле клокотала такая ненависть, что Лариса задохнулась бы, если бы не выпустила её наружу. Такого не ожидал не только раскаявшийся муж, но и родной отец. И когда, не в состоянии выразить свою ненависть одними словами, Лариса начала бить и царапать лицо бывшему мужу, который не защищался и злил её этим ещё больше, испуганный отец сам оттащил взбесившуюся дочь от бывшего зятя и сказал тому, чтобы уходил и не возвращался. Теперь у Ларисы началась истерика и её до утра успокаивала мать.

А утром пришли соседи, сказать, что их зятя нашли в парке, который разделял многоэтажки и частный сектор, в котором жили они. Тот повесился. Возле него была разбитая бутылка водки, и в семье решили, что после скандала он купил выпивку, и напившись, - повесился. Но, оказалось, что самоубийца был всё же трезв.

Дети не знали о том, что предшествовало смерти отца, - достаточно и того, что Лариса всю свою дальнейшую жизнь убеждала себя в том, что не виновата в его смерти. Замуж она больше не выходила, да и вообще, отшатывалась от каждого, кто имел на неё какие-то виды, как от чумового. Ей казалось, что у всех людей семьи как семьи, и только у неё, получилось в жизни так… «Счастливые», – вздыхала она, увидев пару, но попробовать и самой стать «счастливой» так и не решилась.

Вот и прожила жизнь. А теперь что? – готовиться к смерти пора. Уже всё и готово: и чемодан с «приданным» и деньги. За них, Лариса Фёдоровна волновалась сейчас больше всего. С детства детей пугала спиртным, про «пьяную» смерть отца рассказывала, а  Федя вырос и тоже выпивать стал. Правда, не дрался, её не бил. И пил меньше. Но, она боялась, что если он найдёт её тайник, то пропьёт всё. Вещи он из дому не выносил, Бог миловал, но деньги взять мог. Когда Лариса Фёдоровна собиралась в больницу, взяла немалую сумму, но лекарства стоили так дорого, что она быстро потратила бóльшую их часть и теперь экономила. Она не знала, сколько ей предстоит ещё пробыть в больнице, а доверять свою тайну было боязно не только сыну, но и дочери. Лида не взяла бы без спросу, но начала бы их выклянчивать на внука. Так она делала всегда, когда узнавала, что у матери появились деньги. Лариса Фёдоровна не хотела, чтобы дочь знала, сколько их у неё, а хранила все в одном месте, поэтому с ужасом думала, что же ей делать, если того, что она взяла с собой не хватит. Она очень неохотно решалась попросить сына купить ей батон или масла и брала  у него сдачу, чего не делала обычно.

Сын приходил каждый день, - «дождаться не может, когда меня выпишут, чтоб борщи варила», - объясняла она соседке по койке.

Дочь спрашивала, - не стало ли ей лучше? Что говорит доктор, когда выпишут? – «Нужно, чтобы с внуком кто-то сидел» - делилась она, когда Лида уходила.

Лариса Фёдоровна любила Олежку и с удовольствием сидела с ним, как любила и своих детей, но иногда, ей хотелось чего-нибудь такого, чего не было, и как она знала, и не будет. Например, чтобы в этот новогодний вечер они были все вместе: она, дочь с зятем и внуком. И сын, который тоже куда-то ушёл, даже не предупредив её ни о чем.

Шустрая девчонка, которая лежала в палате вместе с ней, вчерашняя школьница, на второй же день принялась расспрашивать о её сыне – женат ли?

«Нет, не женат» - ответила Лариса Фёдоровна.

«А почему?» - удивилась та.

«Не нашел подходящую женщину, хорошую».

«А может, он у вас пьёт?» - не сдавалась девчонка.

«Пьёт. Но, не сильно, - ответила Лариса Фёдоровна, -  Сейчас и вовсе не пьёт. Денег нет. Может если бы деньги были и пил бы, а так, - денег нет. Он нигде не работает».

Рядом, девчонки зашлись смехом, а Лариса Фёдоровна удивлялась – непонятная она, эта молодежь.

Может, сын познакомился с кем-нибудь, пока её не было дома?

Олежка опять заплакал, прервав её мысли. «К маме, к маме» - просился он, и Лариса Фёдоровна  стала его забавлять. «Пойдём, посмотрим на звёздочки в небе», - предложила она, и они подошли к окну. Женщина поставила его на подоконник и обняла рукой внучка, придерживая, чтобы он не упал.

В окне дома напротив, тоже на шестом этаже, она увидела обнявшуюся пару. «Счастливые…» - подумала Лариса Фёдоровна.

Ещё час назад, Галя чувствовала себя самой счастливой на свете – рядом ОН, а впереди – целая неделя. Мать вернётся только седьмого и всё это время они будут с Борисом вдвоём. Она так долго этого ждала! А он… он даже начал сомневаться в ней, стал говорить, что наверное, она просто не хочет, вот и тянет. Галя не «тянула», она только хотела, чтобы это случилось у неё дома, ведь это так важно для неё! Но мать, с тех пор как вышла на льготную пенсию, всё время сидела дома, а когда уезжала в Запорожье, к бабушке с дедушкой, всегда брала с собой и её. Не могла съездить к ним в обычные дни! Нет, всегда выбирала праздники, чтобы поехать вместе. Конечно, раньше Гале было всё равно, ведь тогда не было Бориса.

Она сердилась, когда её мать говорила, что когда-нибудь, в её жизни, появится мужчина, который будет для неё важнее, чем она, и которого, Галя будет любить  сильнее. Что за глупости? – возражала ей Галя. – Сначала в её жизни появились мать с отцом, бабушки и дедушка, а когда появится этот её мужчина, он будет всего лишь шестым для неё, а не «первым». Нет, всё изменится, - уверяла её мать, но Галя не верила и клялась, что не изменится ничего. Кто она теперь? – Клятвопреступница. Она по-прежнему любит родителей, но это действительно, совершенно другое. У отца была новая семья и виделись они редко, но мать… С остальными было проще, но мама… В действительности, ей не нужно было выбирать между нею и Борисом, но она знала кого бы выбрала, и чувствовала себя предательницей.

Ещё и притворяться пришлось, что заболела. Не сильно, иначе мать не уехала бы, осталась с ней. Слегка простыла. Ничего серьёзного, но ехать сейчас в другой город? Может, через день-два ей станет легче, и она приедет к ним сама? Ничего страшного, если она встретит Новый год одна, зато Старый Новый год они встретят вместе, да и к Рождеству, она точно будет в Запорожье. Бабушки по отцу, можно не опасаться, - она почти не выходит и её неожиданный визит не грозит, а отец с семьёй в Карпатах. Столько вранья! Плата за то, что встречает Новый год вместе с любимым. И не только это…

Весь ноябрь и декабрь они почти не виделись – встретились несколько раз случайно и всё. Гале показалось, что Борис сердится на неё, но ей не удалось с ним поговорить, и она не была уверена, что её «новогодний план» осуществится. К тому же, она стала очень суеверной.

Она махала рукой матери в окно, пока та не села в такси и терпеливо выжидала, пока мама позвонит и скажет, что всё в порядке, и она выехала. Только после этого, Галя позвонила Борису.

Ей было бы мало девяти неполных дней, ведь она не собиралась ехать в Запорожье, но два дня? Только два дня? Два дня позади и одна ночь впереди, а завтра в полдень мать будет дома. Она позвонила и сказала, что возвращается. Галя пыталась схитрить, уверяя её, что завтра – послезавтра приедет к ним, но уговорить мать ей так и не удалось. На секунду, она почувствовала даже ненависть к ней, но позже, успокоилась. У неё нет для этого времени. Она не будет портить Борису настроение, сообщая, что планы изменились. Теперь, всё для них будет проще, но неизвестно, когда они смогут быть вместе в следующий раз. «Надо завести оба будильника», - подумала Галя и подошла к Борису.

Из села, в котором жил Борис, можно доехать до города на маршрутке за полчаса. До его границ, конечно. А потом, поколесив по улицам ещё минут 20, он подъезжал к дому двоюродного брата Гоши, с которым с детства привык проводить всё свободное время. Борис чувствовал себя скорее, городским жителем, чем сельским, и возвращаясь домой, всегда говорил себе, что жить в селе не останется. У них был хороший кирпичный дом со всеми удобствами, машина, до города – рукой подать, но жизнь в селе была ему ненавистна. Отец давил, подшучивал над ним из-за соседки Нади, которая была влюблена в Бориса и, уже серьёзно повторял, что Надя -  выгодная пара и одна дочка у родителей – что тут ещё скажешь? Борис спорил или отмалчивался, а при первом удобном случае, сматывался в город.

На Гошкином дне рождения, Борис познакомился с Галей и в следующие же выходные ехал в город скорее для того, чтобы увидеть её. Они всё чаще сбегали из компании, чтобы побыть вдвоём, но остаться, действительно, наедине, им никак не удавалось. А потом, когда он подтвердил Гошкину догадку, тот обхохотался с него и признался, что раньше, встречался с Галей и они были близки. Потом расстались, но остались друзьями, и даже, иногда… Кстати, в прошлую среду тоже. Он же не знал, что Борис относится к ней так серьёзно. Черт, он же действительно, не знал!

            Потом была Надя. Эта сама липла и не морочила голову. Когда ему звонила Галя, он отговаривался, что чем-то занят и не может говорить. Обещал перезвонить, но не звонил. Когда он нервничал, то немного заикался. Он собирался сказать ей, что о ней думает, но всё ещё был слишком взволнован, чтобы говорить  нормально. Несколько недель он не ездил в город, а потом снова стал ездить к брату. Галю он нигде не видел. Теперь и она не звонила. Он не спрашивал о ней сам, но как-то в разговоре, узнал что её давно никто не видел, она никуда не ходит, сидит дома. А потом, залетела Надюшка. Пока они соображали, что делать, обо всём узнала её мать и поколотила её. А побив, притащила мужа и дочь к соседям и устроила скандал. После этого, договорились о свадьбе, выпили. Прощаясь, - уже обнимались, и будущая теща назвала его «сыночком».

15 января – свадьба, он почти успокоился, а 30-го декабря, утром, позвонила Галя, и он поехал к ней. Отцу он объяснил, что собирается хорошенько развлечься, пока свободен. Это было необходимо, чтобы он прикрыл Бориса, если мать что-то заподозрит. Галя пригласила его на неделю, но он собирался побыть у неё день-два, а потом, разоблачив эту …, вернуться домой. Теперь он был настолько уверен в  себе, что не стал бы заикаться.

Но, случилось неожиданное, - оказалось, что Галя не спала с Гошей, как уверял его тот. Ни с Гошей, ни с кем-то другим. До него. Он увяз по уши, и выхода не было. За эти два месяца он убедил себя, что не любит Галю, а теперь, с ужасом думал о предстоящей свадьбе. Единственный выход – бегство. Он спрашивал Галю, согласна ли она бросить все и уехать с ним далеко отсюда, а она, даже не спрашивая его зачем, соглашалась. Он повторял, говоря, что это не шутка, всё серьёзно. И она, тоже серьёзно, соглашалась. Но, отказавшись от Нади, он лишится родительской поддержки. А увезя Галю из дому, должен будет отвечать не только за свою, но, и за её жизнь. Как он заработает на эту жизнь? На две жизни?

Он вовсе не был так уверен в себе, чтобы действительно решиться на то, что предлагал Гале. До 15-го он вернётся домой, а до этого, будет делать то, что хочет он, а не то, что ему навязывают. О том,  что будет потом с ними всеми, Борис не мог думать. Он хотел жить сегодняшним днём. Но, в распечатанной утром пачке, которой ему обычно хватало на неделю, лежала одна-единственная сигарета. А курить хотелось… и он вышел на балкон. Галя, практически не переносившая сигарет, сегодня, просто приросла к нему, и в тонкой кофточке с коротким рукавом пошла следом за ним. Балкон был застеклён, но через приоткрытую створку тянуло холодом. Борис вернулся в комнату, и стянув с дивана плед, укутал в него Галю, - чтобы не замёрзла. Но она вылезла из пледа, и накинув его на плечи и взяв за края, обняла Бориса так, что теперь плед согревал обоих. Борис прижал её к себе, и она уткнулась носом ему в грудь. Он докурил сигарету, а она была последней. Галя тоже, вела себя так, как будто у них было впереди не семь ночей, а только эта. Хотя, разве семь – это много?

Борис смотрел на противоположный дом. Немного влево, на последнем этаже, из распахнутого окна высунулся какой-то мальчуган. «Вот у кого, точно, нет никаких проблем, - подумал Борис, - только бы не вывалился».

        Сегодня, к ним в гости пришли бабушка и дядя с тётей, и все сели за стол. Праздников было так много! Сначала Святой Николай принёс Илюше гоночную машину и папа учил его, как сделать так, чтобы она ехала прямо, разворачивалась и не наезжала им на ноги. Потом был День рождения папы – пришло много гостей. Папе они принесли подарки, а ему целую гору шоколадок. А ещё было так много тортов! Все были вкусные, особенно шоколадный с орешками, но потом болел живот. Недолго. А пять дней назад, и у Илюши был День Рождения! Было столько подарков! Но, самое главное, папа подарил ему Бэтмена, а мама пошила костюм Бэтмена, ещё красивее, чем у Петьки из садика. У Илюши была до этого только маска, и Петька говорил, что он не настоящий Бэтмен. Они из-за этого всё время дрались, и Илюша побеждал. Он был сильнее, значит, это он – Бэтмен. Но, Петька не отставал. Теперь, когда у Илюши есть весь костюм и такой плащ! Теперь никто не скажет, что он не настоящий Бэтмен! После ужина Илюше разрешат развернуть киндер-сюрприз, который принесла тётя Вера и он прочитает всем большущее стихотворение, которое они несколько дней учили вместе с мамой. А потом, все будут танцевать и петь, а дядя Игорь – играть на гитаре.

            Плохо, что в девять, надо будет идти спать, потому что если он не будет спать, когда придёт дед Мороз, то тот не сможет положить ему под ёлку подарок, ведь Деда Мороза никто не должен видеть! Завтра, когда он проснётся, он получит подарки не только от Деда Мороза, но и от папы с мамой, от бабушки, от дяди, от тёти. Интересно, что они ему подарят? А ещё интересней, - что лежит в большой красивой коробке на шкафу? Когда ходишь по полу – её не видно, но если залезть на спинку дивана – видно. Он не сказал никому, что видел коробку, он знает, что там лежит что-то для него. Мама с папой всегда кладут на шкаф то, что потом, дарят ему. Коробка, в которой был Бэтмен, тоже  раньше стояла на шкафу. Новую коробку Илюша заметил давно, но достать, чтобы посмотреть, что там, не мог. Приходилось ждать.

            Мама убирала со стола, а тётя Вера ей помогала, но вдруг, мама дотронулась до сердца и упала. У них с мамой был свой тайный язык – без слов. Мама дотрагивалась до своего сердца, а потом до его, это значит - «Я тебя люблю. Ты в моём сердце». Но они с ней при этом смеялись, и не падали. Все стали бегать и толкаться, папа положил маму на диван, а бабушка сказала дяде Игорю, чтобы он открыл окно. Бабушка говорила: «Это сердце, это сердце», папа сказал: «Да, это сердце», а тётя звонила по телефону. Бабушка сказала, что мама заболела и увела Илюшу в его комнату. Она сидела с ним, а когда позвонили в дверь, - вышла, и Илюша пошёл за ней. Но, бабушка сказала ему сидеть в комнате и к нему пришла тётя Вера. Заболела мама, а тётя говорила с ним таким странным голосом, как тогда, когда болел он. Было тихо. А потом стало слышно, как разговаривают. И тётя Вера вышла из комнаты. Илюша тоже выглянул. Он увидел спину выходящего за дверь папы и, как тётя Вера взяла мамину шубу и тоже ушла.

Дома была только бабушка. Они посидели на диване, на котором лежала мама. Бабушка говорила, что мама заболела, но это не страшно, - её вылечат, и она вернётся домой. Потом, бабушка сказала, что все что-то забыли, и тоже ушла, а ему сказала сидеть тихо и ждать её. Когда бабушка ушла, Илюша подошёл к двери и подёргал её – она была закрыта. Тогда он подошел к окну и стал смотреть вниз. Там стояла настоящая машина с мигалкой. У него тоже была машина с мигалкой, только игрушечная. Илюша прижал нос к стеклу, но всё равно было плохо видно. Окно, которое открывал дядя Игорь, оставалось приоткрытым. Илюша подтянул стул, залез на него и смог открыть окно полностью. Он оперся об подоконник и выглянул. Теперь, было виднее…

***

Ольга Макаровна дала сыну кошелёк. Он сказал ей, что у него есть деньги, но она настояла, - вдруг не хватит? Она спешила поскорее вернуться к внуку, и взглянула на окна квартиры сына: оттуда, довольно сильно перегнувшись вниз, вытянулся Илюшка. «Господи помоги!  Господи помоги!» - мысленной скороговоркой повторяла Ольга Макаровна. У неё заплетался язык, но она боялась остановиться, как будто знала, что в ту секунду, когда она прервётся, внук упадёт вниз. «Господи помоги!  Господи помоги!» - повторяла женщина, а лифт, казалось, и не двигался. Она знала, что нужно что-то говорить. Но что – не знала. Всю свою жизнь, Ольга Макаровна была убежденной атеисткой.

***

Недалеко от дома была остановка, и там всегда дежурили такси. Игорь был уверен, что и сейчас, он найдёт хотя бы одну машину. Он тоже хотел поехать с сестрой, но врачи скорой отказывались брать с собой даже её мужа. Зять настоял, а они с Верой решили, что Игорь возьмёт такси, а она пока поднимется в квартиру за вещами. Он сильно переживал за сестру – у неё ещё с детства было очень плохо с сердцем, но, вот уже несколько лет, всё как будто наладилось, а теперь, - снова…

***

Вера уже открывала дверь в подъезд, как в воздухе просвистело и, пролетев у неё прямо за спиной и шлёпнувшись о землю, разорвалась водяная бомба. Она выскочила прямо в тапочках и теперь и они, и ноги были облиты. Вера всегда была очень сдержанна, но сейчас не выдержала и выматерилась. Она хотела отойти назад и посмотреть, кто это сделал, но услышала сверху хохот и свист и побоялась, что следующая бомба окажется у неё на голове. К тому же, сейчас ей не до выяснения отношений.

Даша хотела закрыть окно, но ей не дали и подойти к нему. Несколько совершенно незнакомых парней и девушка сказали, чтобы она не мешала им развлекаться, и вытолкали из кухни. Даже из тех пяти человек, которые должны были прийти, она знала только троих, а сейчас, квартира была забита теми, кого не знала она и кто не знал её. Спальня была заперта изнутри, а когда она надеялась проскользнуть в ванную, какая-то наглая девка оттолкнула её, и сказав, что сейчас её очередь, затащила туда с собой рыжего парня. Входная дверь была открыта – всё время кто-то приходил и кто-то уходил. Курили не только на кухне и в коридоре, но и в зале, поэтому и там было открыто окно. Танцевали медляк, и Даше удалось найти место, куда можно было присесть. Наташа танцевала с Максом, и они даже не глянули в её сторону.

А всё это – из-за него. Даша очень хотела познакомиться с ним поближе, и они с Наташей договорились: Новый год встречают у нее, и Наташа приводит Макса. Он дружил с Сергеем, Наташиным парнем. Ещё будут Наташина сестра со своим и всё. Все пришли раньше, чем договаривались и привели ещё трёх человек. Наташа сказала, что это друзья Макса. Они встретились с ними по дороге к ней,  и те уговаривали его пойти с ними, но Наташе удалось притащить всех сюда.

Начиналось всё сказочно, Даша танцевала с Максом второй танец, когда в дверь позвонили. Это тоже были «друзья Макса». Те, кто приходил позже, уже никак не представлялись. И в дверь не звонили – её теперь и не закрывали. За какие-то час-два, квартира наполнилась незнакомыми Даше парнями и девушками, и теперь,  она сама казалась здесь лишней.

 Пришедшие, явно начали отмечать Новый год намного раньше. Многие из них были сильно пьяными, а кое-кто успел и ширнуться. Макс о ней забыл и не отходил от Наташи, а Сергей куда-то исчез. Сначала на Дашу какой-то столбняк нашел, а потом, она поняла, что ничего не может сделать – всё было неуправляемо. 

Если бы не Макс, она никогда бы не решилась устроить вечеринку и для шести человек в теткиной квартире. Когда она уезжала, - всегда оставляла Даше ключи - чтобы поливала цветы, кормила кошку и вообще, присматривала за квартирой. За это ей полагался подарок – тетка дарила ей что-нибудь из своих тряпок. Мать подгоняла их, и можно было чувствовать себя нормальным человеком. Но, даже и без этого, Даша не отказалась бы. По сравнению с комнаткой в драном общежитии, где они жили вдвоем с матерью, это была мечта: кабельное телевидение, забитый холодильник, из которого ей было разрешено брать всё, кроме икры и, верх роскоши – ванна. В общаге был только душ. Там можно было помыться, но здесь… Даша набирала воды, добавляла пену, взбивая её, пока не поднимется выше края, и нежилась в ней часами. Ей нравилось спать на огромной кровати, смотреть телек, лежа в роскошном кресле, пользоваться теткиной косметикой (не в наглую, конечно) и примерять её гардероб. Когда Даша возвращалась домой, ей очень не хватало всего этого, и их с матерью нищета мучила нестерпимо. А теперь, она потеряла и эту редкую возможность чувствовать себя человеком.

Даша сказала матери, что не будет встречать Новый год возле их сломанного телека, и предложила поехать на теткину квартиру вместе. Она ничем не рисковала – мать не общалась с сестрой Дашиного отца и они ни разу не были друг у друга, после того как он умер. Даша думала, что успеет уничтожить все следы новогодней гулянки до теткиного возвращения и всё будет «о′кей». Она решилась на это ради Макса, который забыл о ней и целовался с её лучшей подругой.

Какой-то парень тряс Дашу за плечо и что-то говорил, но из-за шума нельзя было ничего разобрать. Он потянул её за руку к танцующим и стало ясно, что её пригласили танцевать.

Пару дней назад, по телеку, она смотрела передачу, в которой обсуждали вопрос, как ведут себя люди, приговоренные к смерти. «Наслаждаются последними минутами жизни», - вспомнила Даша. Она в этой квартире – последний раз, так что… Даша посмотрела на пригласившего её танцевать парня, - а ведь он был ничуть не хуже Макса, и она, обняв его за шею, прижалась поближе.

Алла выбросила шприц и ампулу в ведро и, выйдя из кухни, плотно прикрыла за собой дверь. У соседки творилось что-то невообразимое. Такой шум! Хорошо, что кухня и большая комната приглушают звук – Ясочке сегодня особенно плохо, пришлось сделать дополнительный укол. Не спит уже несколько дней, а если и забудется, - на пару минут, не больше. Алла тоже, еле держалась. Возле Ясочки стояло кресло, которое давно заменило Алле кровать, но сегодня, она боялась в него садиться. Стоило ей только сделать это, как глаза закрывались, и она начинала падать в черную бездну. Маленькие пальчики щекотали ей ладонь, и стоило стольких сил открыть глаза. Ясочке было легче, когда Алла держала руку у неё на лбу или, когда брала её ладошку. Когда же Алле нужно было отойти, Ясочка хмурила лобик, открывала глаза и с нетерпением ждала её возвращения.

Последнюю фотографию они сделали год назад. Малышка на ней похожа на куколку. Не такую, как продают сейчас, а какие были раньше: пухлые розовые щечки, блестящие голубые глаза, реснички – пушистые, длинные и черные-черные, так и хочется обнять и поцеловать такую. Те, кто видел только фото, - думали, что они её подкрасили, когда фотографировали. Но это было не так. И волосы у неё вьются от природы. Алла погладила головку дочери. – Бедный мой ягнёночек, сколько же тебе пришлось вытерпеть! Сначала, Ясочка очень боялась  уколов и плакала, но потом, то ли привыкла, то ли поняла, что после них будет немного легче. Раньше, Алла часто доставала альбом и рассматривала фотографии. Ей казалось, что всё – временно, её малышка снова станет такой, как раньше. Ей было больно смотреть на Ясочку, а фотографии немного успокаивали. Нет, это невозможно, чтобы такая крепенькая и здоровая малышка вдруг так серьезно заболела. Это было похоже на страшный сон, но когда-нибудь, он же должен закончиться?!

Но шло время, врачи не могли ничего сделать, они даже не могли поставить диагноз и, соответственно, лечить её. А девочка худела и бледнела. Она ослабла, а есть ничего не хотела – кормление превратилось в пытку для обеих. Ясочка перестала бегать и играть, она уже не могла ходить и не просила почитать ей любимые сказки – лежала и угасала. Алла с мужем долго не сдавались. И тогда, когда был, наконец, поставлен диагноз, и тогда, когда и врачи и знахари, один за другим, отказываясь от лечения малышки, повторяли, что «это» – неизлечимо. Одни из них «щадили» измученных родителей и подводили к тому, что надежды нет долгими речами, другие, воззвав к их мужеству, рубили сразу «месяц - два, а может и меньше» - отмеряя срок их маленькой девочке. Но, все они были едины в том, что впереди у Ясочки нет ничего.

Теперь, альбом и все карточки были убраны. Там, на них, был совсем другой ребёнок, - здоровый и счастливый. Ясочка очень изменилась. Когда она спала – это была красивая, но бледненькая девочка и совсем не было похоже, что ребёнок умирает. Она ничем не отличалась от детей, которые сейчас ложились в кроватку, чтобы поскорее уснуть, а утром побежать к ёлке за подарками. Но, когда она открывала глаза, сердце самого безразличного человека не выдержало бы потока той боли, которая стремилась из них. Может быть, такие глаза бывают у людей, когда во время землетрясения, под ними проваливается земля и они летят в бездну, или, когда над ними поднимается высокая волна, или, когда перед ними открывается пасть огромной акулы. И если глаза – зеркало, то, что как не смерть стояло перед Ясочкой и, отражаясь в её расширенных зрачках, выглядывало из мира призраков, пристально всматриваясь в лица окружающих? Загляните в её глаза – вы не забудете их. Вы будете видеть их с закрытыми и открытыми глазами, они будут перед вами, когда вы будете спать и останутся в вашей памяти даже тогда, когда вы забудете всё, и своё имя тоже.

Надежда умирает последней? Алла знала, что надежда уже умерла. Она в прошлом. Там, где остались сумасшедшие метания по специалистам, бесконечные поездки, обследования, где бабки и церкви, заговоры и молитвы, библиотеки, знакомые, Google. Болезнь очень редкая. Практически, не изучена. Удивительно, что она вообще ещё жива. Нет, сделать ничего нельзя. Можно сделать только так, чтобы она страдала чуть меньше. Обезболивающее. Как же ей было больно! Малышка вся была исколота, дозу приходилось всё время увеличивать, лекарства стоили безумно дорого. Но не помогали. Облегчение было незначительным и недолгим. Алле было необходимо чудо. Почему чудеса случаются где-то и с кем-то, но не с нами? Да, Ясочка жива до сих пор, хотя врачи уверяли, что это невозможно, но чудо ли эти два дополнительных месяца мучений?

Алла не надеялась ни на что и ни на кого, кроме одного человека. Был только он, один он, тот, кто понимал её и делил её боль. Она была их общей.  Если она и выдержала все эти сумасшедшие месяцы, то только благодаря нему.

Вик пришел еле живой – заглянул к ним с дочкой, поцеловал малышку и ушел в спальню. Даже есть не стал, сказал, что сначала перекурнёт час-другой. Алле пришлось оставить работу, а расходы росли и все ложились на Вика. Она не сразу узнала, что муж сменил работу, он не говорил ей об этом. А когда случайно, узнала и поинтересовалась, что это за новая работа, - Вик перевёл разговор. Алла поняла, что ему неприятно говорить об этом и не настаивала. Она понимала, почему он перешел на другую работу – на старой, ему бы никогда не заработать столько. Она знала, что муж пошел на это ради дочери, денег, которые были нужны на лекарства. Алла продала всё, что можно было продать, у них была бездна долгов, а денег нужно было всё больше и больше. Вик проводил на новой работе целый день, а иногда и ночь. Возвращался усталый, и Алла видела, что он чем-то сильно угнетён. Ей было страшно. Она была уверена, что он занимается чем-то опасным, незаконным, но ни о чем его не спрашивала, видя, что её вопросы причиняют ему боль. Они никогда не обманывали друг друга, и в их жизни не было ничего, чем они не могли бы поделиться, поэтому, она понимала – если Вик  молчит, значит действительно, не может сказать.

Алле некому было адресовать свою просьбу о помощи, о защите её любимого от беды и опасности, - она не верила в существование какой-то силы, что смогла бы помочь и спасти их. Когда его не было дома, она думала о нем и ждала его возвращения, и только когда слышала, как в замке поворачивается ключ, - он не звонил, чтобы не потревожить дочку, - Алла успокаивалась и облегченно вздыхала, сбрасывая тревогу за мужа. Когда он дома, с ним ничего не случится, я защищу его, думала она, и теперь, ей не приходилось делить свои мысли между Виком и Ясочкой.

Иногда, Алла смотрела на дочку и думала – что, если её болезнь – это плата за то, что они так счастливы с Виком? Может быть, счастья не может быть так много, а когда его слишком много, то для равновесия, приходит несчастье? Или, всё это потому, что она была слишком самоуверенной? Она была так уверена в себе и Вике, в том, что нет ничего, с чем они вместе не справились бы. Они любят друг друга и преодолеют все препятствия, осуществят все свои планы. Они, вдвоём, смогут всё!

Ничто не изменилось, они по-прежнему вместе, и близки ещё более чем раньше, но они могут не всё. Они не могут отобрать у смерти свою малышку. Я хочу забрать твою боль, - думала Алла, глядя на Ясочку. Как мне это сделать? Если бы я могла забрать хотя бы часть её, хотя бы немного облегчить твои страдания! Нет, я хочу забрать её всю. Всю, до последней капельки. Пусть её даже будет больше, я смогу всё вытерпеть, я не могу только смотреть, как страдаешь ты. Самое страшное проклятие – беспомощность. Я не могу ничего для тебя сделать, я бессильна. Ты уже не жалуешься мне, не просишь помочь. Ты молчишь, потому что понимаешь, что я не могу ничего сделать. Если бы я только могла отдать свою жизнь, чтобы ты жила, чтобы ты выздоровела. Это ненормально, когда умирают дети, это – неправильно, несправедливо, так не должно быть.

Алла положила руку на лобик дочери и закрыла глаза. Она собрала всю свою волю, желание, силы, энергию вместе. Она так сильно сосредоточилась, что вены на висках вздулись, и стала мысленно представлять, как боль переходит из тела дочки в её. «Я хочу забрать твою боль. Я забираю твою боль» - повторяла про себя Алла. Ей представились какие-то тёмно красные, почти черные потоки, которые опоясывали тело малышки, и Алла стала представлять, как они устремляются к её ладони и через неё, входят в Аллу. Она мысленно подгоняла эти потоки к руке, вбирала их черноту в себя. В висках закололо от напряжения – сотни маленьких иголочек вонзились в неё, - Алла вытерпит всё, лишь бы доченьке стало легче.

Через некоторое время она открыла глаза и посмотрела на Ясочку. Малышка дышала ровно, и казалось, что она спит. Но, спит ли? Алла потихонечку убрала руку у неё со лба. Неужели и правда, - заснула? В желудке резануло, и Алла почувствовала тошноту, - у неё гастрит, а она весь день ничего не ела. В вазочке на тумбочке оставалось немного печенья и она, отломив от одного, положила на язык. Вик скоро проснется, и они поедят вместе, она подождет. Ноги затекли от долгого сидения, и Алла встала, чтобы их размять. Голова раскалывалась, и она подошла к окну. Стекло приятно холодило лоб и стало легче.

Соседние дома закрывали бóльшую часть неба, оставляя совсем небольшой кусочек. Раньше, Алла верила звёздам. Однажды, когда ей было 14 лет, она увидела падающую звезду и загадала желание. Его исполнения пришлось ждать долго, но когда желание исполнилось, Алла была уверена, что ей помогла именно та звезда. Если бы у неё могло исполниться еще одно-единственное желание, только одно, больше ей не нужно. Пусть Ясочка поправится, - прошептала Алла. Маленькая, еле заметная звездочка дрогнула и, сорвавшись со своего места, тут же скрылась за  противоположным домом, но это произошло именно в тот момент, когда Алла произнесла своё желание.

Сердце замерло, а потом забилось громко, торжествующе. Это была не надежда, это была глубокая уверенность. Алла знала: её желание исполнится. Она обернулась на Ясочку. В прошлый раз исполнения желания пришлось ждать долго, но она дождется. Алла умеет ждать, и она будет ждать столько, сколько будет нужно. Главное то, что теперь она знает – Ясочка будет жить. Алла почувствовала себя вдруг такой счастливой, какой не чувствовала давно. Она непременно расскажет обо всем Вику, он поймёт.

Алла отошла от окна и подошла к кроватке дочери, - малышка действительно спала. Раздались осторожные шаги, и подошел Вик. Он обнял жену за плечи и они, затаив дыхание,  смотрели на спящую Ясочку.

Громкий свист и хлопки прервали тишину. Прямо за окном, разноцветными огнями разрывались петарды. Они посмотрели на Ясочку – удивительно, но весь этот шум не разбудил её. Девочка спала и, похоже, сон её был приятен, - Алла увидела, как на её личике промелькнула легкая улыбка. Алла повернулась к Вику – не показалось ли ей? Вик смотрел на неё и по его глазам, Алла поняла, что ей не показалось – он тоже всё видел.

Суровцев Александр Геннадьевич взялся за ручку двери, когда раздался салют. Он поставил чемодан и подошел к окну. Все значительные события в его жизни были связаны с салютом. Сначала, это была Москва 45-го, когда совершенно незнакомые люди поздравляли друг друга и обнимались на улице как родные. Они и были родными – их объединила такая радость, такое огромное счастье, которое было общим и делало их одной ликующей семьёй. В тот вечер, прямо на улице, под дождем разноцветных огней, он встретил свою судьбу – Шурочку, Александру. А через полтора года, вечером седьмого ноября, под освещенным множеством огней небом, дожидался рождения своего сына. Вот, и сейчас…

Александр Геннадьевич ещё раз окинул взглядом комнату – аккуратно застеленная его кровать, стоящая напротив дивана Эдика, письменный стол, заваленный дисками, шкаф для одежды с незакрывающейся дверцей, а возле него, на ковре, свитер внука. А.Г. нагнулся, поднял свитер и, сложив его, положил на полку. Ему пошел 81-й год, но А.Г. мог нагнуться и разогнуться, не хватаясь за поясницу. За те полгода, что он здесь живёт, А.Г. не раз пробовал приучить внука к здоровому образу жизни, но парень только подтрунивал над утренней гимнастикой деда и, когда тот открывал окно нараспашку, натягивал одеяло себе на голову. А.Г. был огорчен тем, как Эдика воспитывают родители – парень был неженкой и лентяем. Григорий с Ниной были работящими, хозяйновитыми, а обоих сыновей избаловали.

В соседней комнате раздался дружный смех – вся семья была в сборе. Все вместе встречали Новый год. Его попросили… «не мешать». Когда Нина говорила ему об этом, она начала с намёков. Но, возможно, начала уж слишком издалека, потому что, после нескольких спутанных фраз, прямым текстом объявила ему, что на празднике будет молодежь: старший сын с женой, её сестра с мужем. И Эдик приведёт знакомиться с семьёй свою девушку. И, мальчику будет очень неловко, если А.Г. что-нибудь перевернет на столе или начнет рассказывать свои бесконечные истории о войне, на которой-то и был только три месяца. У А.Г. сжалось сердце, и задрожал подбородок. Он перевел взгляд на сына, но тот сделал вид, что ничего не слышит, и зашуршал газетой, переворачивая страницу.

А.Г., действительно, перевернул кувшин и испачкал скатерть остатками компота, когда поминали Шуру. А совсем недавно, разбил чашку из сервиза, который был подарен Григорию и Нине на свадьбу. Он сидел в кресле и держал блюдце в левой руке, а правой подносил чашку с горячим чаем к губам, как вдруг, в глубине слабо освещенной комнаты, ему привиделось Шурочкино лицо. Он выронил чашку, а она, падая, стукнулась о блюдце и разбилась. И на войне он, действительно, был три месяца. После тяжелого ранения его отправили в госпиталь. Все думали, что не выживет, а позже, говорили, что останется лежачим, не встанет. Но А.Г. выкарабкался – а когда он сделал свой первый шаг на костылях, посмотреть на него сбежались сестрички со всего госпиталя. А.Г. рвался на фронт, но выздоровление было долгим.  Его отправили долечиваться домой в Москву, но он всё еще не мог обойтись без трости, когда война закончилась.

На столе, возле дисков, стояла тарелка с бутербродами и котлетами. Нина позвала его на кухню, чтобы он поел до того, как придет девушка Эдика, но А.Г. не смог. Кусок не шел в горло, и он встал, ни к чему не притронувшись. А.Г. сказал, что совсем недавно, в обед достаточно поел и не голоден. Он прикрыл за собой дверь, когда зашел в комнату и сел на кровать. Через некоторое время заглянула Нина. Она принесла тарелку с едой - на случай, если ему вдруг захочется есть, и выходя, сказала «спасибо». 

У сына была двухкомнатная квартира, - в одной комнате жил он с женой, в другой – Эдик. Когда А.Г. переехал к ним, получилось так, что внук уже не мог приглашать к себе друзей, ведь он теперь делил свою комнату с дедом. Раньше, его соседом был старший брат, но, пару лет назад он женился и ушел к жене, а Эдик, оставшись один, привык  к этому так быстро, как всегда и привыкают к чему-то лучшему. Он ничего не говорил деду, но тот чувствовал, что стесняет внука.

Когда жена умерла, сын с невесткой предложили ему переехать к ним, пожить в семье, а в его квартиру переедет старший внук с женой. У её родителей он чувствовал себя не очень уверено. А.Г. согласился и переписал квартиру на внука, а сам переехал к сыну. С тех пор, он ни разу не был там, где прожил с Шурой последние 30 лет. Нина проговорилась, что молодежь купила новую мебель и выбросила старьё, которым была напичкана та квартира. Теперь там не было ничего, глядя на что, он мог бы вспоминать Шуру, радостные и печальные моменты их жизни. Там нечего было ему делать. Теперь это не его дом. И этот, дом сына, тоже чужой ему. Мой дом там, где ты, Шура – подумал он, и память подарила ему четкое очертание лица жены.

А.Г. решил уйти не из-за того, что его не позвали к новогоднему столу, - вовсе не оттого, что сын не заступился, а внук дулся на него, - нет. Вскоре после его переезда, Нина и Григорий стали часто ссориться, а вчера, он ненароком услышал их разговор. Нина уговаривала мужа устроить А.Г. в дом  престарелых – она плакала, сердилась, что старик постоянно путается под ногами, неаккуратный, - у него дрожат руки и он всё рассыпает. Лезет всё время со своей помощью на кухне, - готовит обеды Эдику, когда тот возвращается из лицея, и выпачкивает всю кухню, хотя у неё всегда есть готовая еда, которую нужно только разогреть, - тоже, повар выискался! С него постоянно сыпятся волосы, она находит их повсюду. И он достал её своими дурацкими историями. И, если он заболеет и сляжет, она не сможет за ним ухаживать. Она допоздна на работе, и когда возвращается, ей нужен отдых. Тишина и покой, а не включенный на всю громкость телевизор, от которого она скоро оглохнет.

А.Г. не решился войти в комнату. Но не стал и уходить. Опершись о дверной косяк, он ждал ответа сына. Сын не возражал. Он только усомнился, - возьмут ли в дом престарелых отца, ведь, несмотря на то, что ему 80, он ещё довольно бодрый, сам себя обслуживает и выглядит неплохо. А.Г. зашел в комнату внука, сел на кровать, которую отвели ему, и задумался. Он не позволит выставить себя из этого дома и упечь в дом престарелых, - он уйдет сам. Нина и Григорий договорились решить вопрос с ним после новогодних праздников, но А.Г. решил, что не будет этого ждать. Он позвонил старому другу, который жил один и попросился пожить у него. Тот был только рад, не стал ни о чем расспрашивать, сказал «приходи». А.Г. не будет нахлебником – у него большая пенсия, он никогда не тратил  всю на себя – сыну помогал, подарки внукам делал. А.Г. решил остаться ещё на один день, встретить последний раз новый год вместе с родней, но, сегодня утром, его попросили «не мешать».

Когда А.Г. услышал, что гости собрались и все сели за стол, он быстро собрал свои вещи. Всё поместилось в один чемодан. Когда он пришел в этот дом, на улице было тепло, и вещей было больше, а теперь, пальто и ботинки в прихожей, большой пушистый свитер – Шурочка связала – на нем, а для всего остального, и чемодана было много.

Она умерла внезапно. Налепила пирожков, - в тот день ждали в гости детей, а бабушкины расстегаи любили все. Посадила их в духовку, а сама пошла в спальню, чуток отдохнуть.  А.Г. смотрел телевизор в гостиной. Он плохо слышал, и включал громкость до отказа. После её смерти, он часто думал, - что если она тогда звала его, а он не услышал? Он задавал себе этот вопрос, несмотря на то, что врач скорой сказал, что она умерла во сне. «Они жили долго и счастливо и умерли в один день» - подумал А.Г. Нет, в жизни так не бывает. Всегда кто-то умирает первым и горе тому, кому выпало быть вторым. Мне не хватает тебя, Шура, забери меня к себе, - подумал А.Г. Вдруг, у него появилось такое чувство, что жена рядом. А.Г. даже почувствовал запах её духов. Теперь, такими никто не душился. Это был его первый подарок ей, и всю жизнь она пользовалась только такими духами. – Шура? – спросил он вслух, но конечно, никто ему не ответил.

За дверью послышались торопливые шаги. - А вот и утка, - услышал он весёлый голос Нины. Аппетитный запах пробился в комнату через дверную щель и теперь, был слышен только он. Запах защекотал ноздри А.Г., и он почувствовал, как сильно проголодался. Внимание сидящих за столом, привлекла разрезаемая утка, и никто не увидел, как А.Г. вышел из комнаты и подошел к вешалке. Пару минут спустя, открылась и закрылась входная дверь, но этого, тоже никто не услышал, - большая и дружная семья чокалась бокалами, весело провожая старый год и благодаря его за всё хорошее, что он им принёс.

В комнате, где А.Г. прожил последние полгода, свет был выключен, но сквозь неплотно закрытую дверь, тонкая полоса его, падала из коридора на старомодный и немного обтрепанный, кожаный коричневый чемодан.

Чайник почти весь выкипел и, на запотевшем стекле, проступило сердце и имя. Его имя. Пару дней назад моросил дождь, и Алёне особенно не хватало Его. Окно тогда, тоже было запотевшим, и она написала на стекле его имя. Казалось, что буквы зависли в воздухе, но, в любую секунду могут ссыпаться вниз, на подоконник, и имя исчезнет, поэтому она нарисовала большое сердце, чтобы имя оказалось в нём, защищенное от любой, даже самой невероятной опасности. Стекло высохло, и имя исчезло, а теперь, проявилось снова.

Алёна подошла к окну. Она сама написала его имя, но сейчас… Это было так, как если бы перед ней возник он. Он не любил её, потому что не чувствовал, потому что мог жить без неё, и жил. Всё другое не имело никакого значения. Всё, кроме этого.

Из комнаты была слышна песня из нового мюзикла, - очередная новогодняя сказочка со счастливым концом. «А ведь раньше это помогало, - подумала Алёна, - почему? А-а, тогда не было его. Его и сейчас нет, но по-другому. Тогда, его не было, но она знала, что он будет. Теперь, он был, но она знала, что не будет. И, что теперь? Ничего. Разве она была неправа, когда говорила, что любовь – это когда любят двое? Любовь – это две половинки одного нашли друг друга. Разве они могут не любить друг друга? Это только если ошибиться, и принять за свою половинку – другого. Он не может ошибаться. Он никогда не ошибается. Значит, ошибаюсь я, и он не моя половинка? Но, если это не он, почему он мне так нужен? Почему мне так плохо без него? Почему, когда он исчезает, мне кажется, что исчезаю я? Если он – не ОН, то я должна забыть его, потому что если я ошиблась, где-то существует другой – моя настоящая половинка».

 Алёна попыталась представить мир без Него, - закрыла глаза и мысленно исключила из всего – Его. Но, когда она это сделала, не осталось ничего и никого. Был только Он. Он один. И, никого, кроме… Алёна неосторожно прижалась к его имени щекой и ужаснулась, увидев, что смазала первые две буквы. Имя нельзя было восстановить и ей пришлось вытереть то, что заключало в себя нарисованное сердце. «Тебе не обязательно быть здесь, ты всегда в моём сердце, настоящем, не нарисованном», - подумала Алёна.

Сквозь протертый кусок стекла просматривался соседний дом. В большинстве окон горел свет, но некоторые, были темны. Она стояла и смотрела на них: больше всего, ей хотелось узнать, есть ли там, за этими окнами, хотя бы кто-то, кто был бы счастлив? Кто любил и был любим? Кто был бы сейчас рядом с тем, кого любит, и знал, что любовь эта – навсегда. Жизнь, как эти окна – одни дни светлые, полные надежды, радости и тепла, другие – темные, - это дни болезни и печали, неудач и слез. И все они – счастье, когда есть любовь и, несчастье, - когда её нет.

Она никогда не забудет его, как бы далеко он ни был. И не разлюбит, пусть больше и не увидит никогда. Это было непонятно, ненормально, совершенно не то, чего она хотела и ждала но, благодаря нему, она чувствовала себя счастливой. Счастливой, потому что любит.

А часы били полночь, за столом разливали шампанское и звали Алёну, отрывая её от мысленного монолога к самому близкому и бесконечно далёкому человеку.

Наступил Новый год. Он не исправит старых ошибок и не вернёт потери, но, он подарит будущее, которое неизвестно, и значит, в нём может быть всё.